eng
Андрей Александрович Колосов — человек-легенда. Выдающийся радиофизик, один из патриархов отечественной радиолокации, активный участник разработки системы ПВО Москвы, инициатор развития микроэлектроники в стране, автор первой в стране монографии по этой тематике. В прошлом году Андрею Александровичу исполнилось 90 лет. Но он бодр, полон энергии, а недавно закончил новую книгу, в которой исследует проблемы научного творчества.
Корр. Андрей Александрович, вы — потомок древнейшего дворянского рода Раушей, известного со времен короля гуннов Атиллы. Своей принадлежности к дворянскому сословию вы никогда не скрывали. Не осложняло ли это вам жизнь в советские времена?
А.К. Действительно, я никогда не уподоблялся многим моим знакомым, которые сами писали себе “биографии” и постоянно носили их в карманах, чтобы чего-то не перепутать. Во всех бесконечных анкетах в графе “сословие” всегда писал: “из дворян”. Мешало ли мне это? Были определенные сложности с поступлением в МГУ в 1925 году. Кстати, поступил я вначале на юрфак. Но потом все же перешел на физмат, так как уже с 15 лет серьезно увлекся радиолюбительством. Наша группа была первым выпуском радиофизиков не только в Московском университете, но и вообще в стране.
Корр. Как складывалась ваша работа после окончания университета?
А.К. В 1931 году я погрузился в любимую работу с радиосвязью. В 1934-м был назначен начальником лаборатории радиоприемных устройств Центрального научно-исследовательского института связи. Этот год очень значим в моей жизни. Именно тогда вышла первая моя книга, началась педагогическая, да и вообще самостоятельная деятельность. 1934 год заложил основу всей дальнейшей 60-летней работы, которая всегда складывалась из трех направлений: проектирование новейших радиотехнических устройств, личная научная работа, выразившаяся в 10 написанных мною книгах, и преподавание. Последний курс лекций, который я читал в 1993 году, был “Введение в теорию радиотехнических систем”.
В военные годы и после войны работал в знаменитом КБ-1, которое сегодня широко известно под названием “Алмаз”. Сроки разработок в военное время были жесткими — шесть месяцев на эскизный проект и работающий макет. Более всего запомнилось создание первой советской радиолокационной станции. Последние месяцы ночевали на работе, но в сроки уложились.
В послевоенные годы помимо работы в КБ-1 читал курсы лекций в нескольких вузах, руководил кафедрой в МФТИ. Но главным моим делом стало создание новой системы ПВО Москвы. Руководство страны придавало этому огромное значение. Система состояла из двух колец, в нее входили 26 радиолокационных станций. Я был главным конструктором центральной радиолокационной станции по приемным устройствам, а всю работу возглавлял генеральный конструктор и будущий академик А. Расплетин. После того как работа была завершена, на меня посыпались награды: орден Ленина, звание Главного конструктора первой категории, которого удостаивались считанные единицы: А. Туполев, А. Микоян, П. Сухой, А. Расплетин и еще несколько человек. Кстати, званию этому соответствовал колоссальный по тому времени оклад. Из-за него-то мне и пришлось сменить место работы. В КБ-1 к тому времени на место умершего А. Еляна пришел новый директор, который никак не мог смириться с тем, что получает на две тысячи меньше своего подчиненного. И я перешел в НИИ дальней радиосвязи, где проработал многие годы.
Корр. Почему вы, чистый радиотехник, в начале 60-х вплотную занялись физикой и технологией полупроводников, “твердыми схемами”?
А.К. Идут послевоенные годы, делаем все новую и новую аппаратуру для новых моделей самолетов и кораблей, все большее место занимает ракетное вооружение. И вот видим: электроника в американских ракетах и РЛС меньше и легче нашей в несколько раз. В зарубежной печати уже появились первые американские статьи о производстве интегральных схем. Меня эти вопросы очень заинтересовали. В 1960-м вышла моя первая печатная работа по полупроводниковым твердым схемам. А через некоторое время Ф.Лукин, в то время главный инженер КБ-1, а впоследствии генеральный директор Зеленоградского научного комплекса, говорит мне: “Вы у нас самый подходящий человек, чтобы этими вопросами заняться. Создавайте лабораторию”. Так мы открыли первую в СССР лабораторию по микроэлектронике, которую возглавил тогда еще совсем молодой С. Гаряинов. Тогда же я начал читать в МФТИ первый в стране курс лекций по микроэлектронике. На его основе несколькими годами позже была издана книга “Полупроводниковые твердые схемы”.
Чтобы дать начало российской микроэлектронике, к этой работе прежде всего надо было подключить специалистов по электронной технике. С одним из руководителей КБ-1 я объездил все ведущие московские и питерские институты подобного профиля с докладом “Что такое микроэлектроника и почему вашему НИИ надо ею заниматься?”. И что бы вы думали? Меня везде встречали без всякого энтузиазма. Видя, что личными уговорами ничего не добьешься, я обратился к заместителю министра электронной промышленности К. Мартюшову. Тот идею сразу оценил и предложил собрать в Ленинграде конференцию для руководителей электронной и радиопромышленности. На конференции я сделал вводный доклад, а американский грек Ф.Старос — рассказал о схемах памяти. Затем нас пригласили к министру А. Шокину. Кстати, и Шокин, и Мартюшов были умнейшими людьми, схватывали суть буквально на лету. Мы обсудили с ними проблему и поняли, что для микроэлектроники нужен единый центр. Так начался полный переворот во всей электронике и радиоэлектронике и, если хотите, был заложен первый камень в фундамент Зеленограда.
Корр. В последние годы вы много пишете, причем по не традиционным для себя проблемам...
А.К. Действительно, после того как в 1994 году я завершил свою трудовую деятельность, времени для этого стало больше. Недавно вышла небольшая монография “Россия в начале ХХ века”. В ней — история семьи Колосовых и размышления о событиях того времени. В рукописи готова еще одна книга — “Научное творчество — основа проектирования новых технических систем”. В ней мне хотелось выявить и описать закономерности совершения крупных открытий. Вопросы научного творчества я всегда считал очень важными и размышлял над ними давно. Когда собрался писать книгу, думал, что практически никакой литературы по этой теме нет. Но оказалось, что у меня немало единомышленников среди ученых, философов, психологов, писателей.
Корр. А не могли бы вы поподробнее рассказать об основной идее вашей книги?
А.К. В нескольких словах это сделать трудно. Но попробую. На основе самых крупных открытий я попытался проанализировать главные этапы и пути работы над ними, роль сознательного и подсознательного факторов в научном творчестве.
Так, чтобы работа мысли началась, необходимо не только наличие самой проблемы, но и правильная формулировка задачи. Иногда на это требовались тысячелетия, как, например, в случае с Аристотелевой механикой, которая действовала в течение всего средневековья, пока на смену ей не пришла механика Ньютона. После того как задача определилась, у человека возникает естественное стремление найти ее решение. Но редко случается, чтобы открытие далось легко. Для этого нужны особые приемы. Один английский философ высказал очень правильную мысль: чтобы решить задачу, ее сначала надо разбить на подзадачи, а затем идти не от начала к концу, а от конца к началу. Я попытался пойти дальше и сформулировать на основе этой идеи метод, который можно использовать на практике. Даже если в результате не удается найти полного решения, метод помогает более глубоко понять суть задачи.
Если этот или подобные методы не приводят к решению, используется так называемый метод проб и ошибок. Ученый выдвигает научные гипотезы, сравнивает их с результатами опытов и таким образом решает задачу. Многие великие ученые, в том числе Кеплер, Менделеев и др., успешно использовали его в своей работе. Но вряд ли есть хоть одно серьезное открытие или изобретение, которое появилось бы без участия интуиции. Крупные открытия делают только те, кто обладает очень развитой интуицией. Часто истинное решение просто угадывается задолго до того, как ему находят неоспоримые доказательства. Почти все исследователи научного творчества сходятся в одном: если все логические пути исчерпаны, следует обратиться к интуиции. Именно она — самый главный этап в определении идеи решения. Но на пустом месте интуиция не сработает. Чтобы она включилась в процесс, человек должен хорошо представлять положение дел в своей области знаний, понимать — что является гипотезой, а что твердо установленным фактом. Иными словами, интуиция — это быстрое решение, требующее длительной подготовки.
На эту тему я мог бы говорить очень долго. Но, думаю, вы сможете лучше понять мою точку зрения, прочитав книгу, когда она будет издана.
Корр. Мы очень надеемся на то, что эта книга скоро выйдет в свет. А вам, Андрей Александрович, желаем здоровья и новых творческих поисков.
А. Лаврентьев
От редакции. Редакция предполагает в ближайших номерах познакомить читателей с отдельными главами из новой книги Андрея Александровича.
А.К. Действительно, я никогда не уподоблялся многим моим знакомым, которые сами писали себе “биографии” и постоянно носили их в карманах, чтобы чего-то не перепутать. Во всех бесконечных анкетах в графе “сословие” всегда писал: “из дворян”. Мешало ли мне это? Были определенные сложности с поступлением в МГУ в 1925 году. Кстати, поступил я вначале на юрфак. Но потом все же перешел на физмат, так как уже с 15 лет серьезно увлекся радиолюбительством. Наша группа была первым выпуском радиофизиков не только в Московском университете, но и вообще в стране.
Корр. Как складывалась ваша работа после окончания университета?
А.К. В 1931 году я погрузился в любимую работу с радиосвязью. В 1934-м был назначен начальником лаборатории радиоприемных устройств Центрального научно-исследовательского института связи. Этот год очень значим в моей жизни. Именно тогда вышла первая моя книга, началась педагогическая, да и вообще самостоятельная деятельность. 1934 год заложил основу всей дальнейшей 60-летней работы, которая всегда складывалась из трех направлений: проектирование новейших радиотехнических устройств, личная научная работа, выразившаяся в 10 написанных мною книгах, и преподавание. Последний курс лекций, который я читал в 1993 году, был “Введение в теорию радиотехнических систем”.
В военные годы и после войны работал в знаменитом КБ-1, которое сегодня широко известно под названием “Алмаз”. Сроки разработок в военное время были жесткими — шесть месяцев на эскизный проект и работающий макет. Более всего запомнилось создание первой советской радиолокационной станции. Последние месяцы ночевали на работе, но в сроки уложились.
В послевоенные годы помимо работы в КБ-1 читал курсы лекций в нескольких вузах, руководил кафедрой в МФТИ. Но главным моим делом стало создание новой системы ПВО Москвы. Руководство страны придавало этому огромное значение. Система состояла из двух колец, в нее входили 26 радиолокационных станций. Я был главным конструктором центральной радиолокационной станции по приемным устройствам, а всю работу возглавлял генеральный конструктор и будущий академик А. Расплетин. После того как работа была завершена, на меня посыпались награды: орден Ленина, звание Главного конструктора первой категории, которого удостаивались считанные единицы: А. Туполев, А. Микоян, П. Сухой, А. Расплетин и еще несколько человек. Кстати, званию этому соответствовал колоссальный по тому времени оклад. Из-за него-то мне и пришлось сменить место работы. В КБ-1 к тому времени на место умершего А. Еляна пришел новый директор, который никак не мог смириться с тем, что получает на две тысячи меньше своего подчиненного. И я перешел в НИИ дальней радиосвязи, где проработал многие годы.
Корр. Почему вы, чистый радиотехник, в начале 60-х вплотную занялись физикой и технологией полупроводников, “твердыми схемами”?
А.К. Идут послевоенные годы, делаем все новую и новую аппаратуру для новых моделей самолетов и кораблей, все большее место занимает ракетное вооружение. И вот видим: электроника в американских ракетах и РЛС меньше и легче нашей в несколько раз. В зарубежной печати уже появились первые американские статьи о производстве интегральных схем. Меня эти вопросы очень заинтересовали. В 1960-м вышла моя первая печатная работа по полупроводниковым твердым схемам. А через некоторое время Ф.Лукин, в то время главный инженер КБ-1, а впоследствии генеральный директор Зеленоградского научного комплекса, говорит мне: “Вы у нас самый подходящий человек, чтобы этими вопросами заняться. Создавайте лабораторию”. Так мы открыли первую в СССР лабораторию по микроэлектронике, которую возглавил тогда еще совсем молодой С. Гаряинов. Тогда же я начал читать в МФТИ первый в стране курс лекций по микроэлектронике. На его основе несколькими годами позже была издана книга “Полупроводниковые твердые схемы”.
Чтобы дать начало российской микроэлектронике, к этой работе прежде всего надо было подключить специалистов по электронной технике. С одним из руководителей КБ-1 я объездил все ведущие московские и питерские институты подобного профиля с докладом “Что такое микроэлектроника и почему вашему НИИ надо ею заниматься?”. И что бы вы думали? Меня везде встречали без всякого энтузиазма. Видя, что личными уговорами ничего не добьешься, я обратился к заместителю министра электронной промышленности К. Мартюшову. Тот идею сразу оценил и предложил собрать в Ленинграде конференцию для руководителей электронной и радиопромышленности. На конференции я сделал вводный доклад, а американский грек Ф.Старос — рассказал о схемах памяти. Затем нас пригласили к министру А. Шокину. Кстати, и Шокин, и Мартюшов были умнейшими людьми, схватывали суть буквально на лету. Мы обсудили с ними проблему и поняли, что для микроэлектроники нужен единый центр. Так начался полный переворот во всей электронике и радиоэлектронике и, если хотите, был заложен первый камень в фундамент Зеленограда.
Корр. В последние годы вы много пишете, причем по не традиционным для себя проблемам...
А.К. Действительно, после того как в 1994 году я завершил свою трудовую деятельность, времени для этого стало больше. Недавно вышла небольшая монография “Россия в начале ХХ века”. В ней — история семьи Колосовых и размышления о событиях того времени. В рукописи готова еще одна книга — “Научное творчество — основа проектирования новых технических систем”. В ней мне хотелось выявить и описать закономерности совершения крупных открытий. Вопросы научного творчества я всегда считал очень важными и размышлял над ними давно. Когда собрался писать книгу, думал, что практически никакой литературы по этой теме нет. Но оказалось, что у меня немало единомышленников среди ученых, философов, психологов, писателей.
Корр. А не могли бы вы поподробнее рассказать об основной идее вашей книги?
А.К. В нескольких словах это сделать трудно. Но попробую. На основе самых крупных открытий я попытался проанализировать главные этапы и пути работы над ними, роль сознательного и подсознательного факторов в научном творчестве.
Так, чтобы работа мысли началась, необходимо не только наличие самой проблемы, но и правильная формулировка задачи. Иногда на это требовались тысячелетия, как, например, в случае с Аристотелевой механикой, которая действовала в течение всего средневековья, пока на смену ей не пришла механика Ньютона. После того как задача определилась, у человека возникает естественное стремление найти ее решение. Но редко случается, чтобы открытие далось легко. Для этого нужны особые приемы. Один английский философ высказал очень правильную мысль: чтобы решить задачу, ее сначала надо разбить на подзадачи, а затем идти не от начала к концу, а от конца к началу. Я попытался пойти дальше и сформулировать на основе этой идеи метод, который можно использовать на практике. Даже если в результате не удается найти полного решения, метод помогает более глубоко понять суть задачи.
Если этот или подобные методы не приводят к решению, используется так называемый метод проб и ошибок. Ученый выдвигает научные гипотезы, сравнивает их с результатами опытов и таким образом решает задачу. Многие великие ученые, в том числе Кеплер, Менделеев и др., успешно использовали его в своей работе. Но вряд ли есть хоть одно серьезное открытие или изобретение, которое появилось бы без участия интуиции. Крупные открытия делают только те, кто обладает очень развитой интуицией. Часто истинное решение просто угадывается задолго до того, как ему находят неоспоримые доказательства. Почти все исследователи научного творчества сходятся в одном: если все логические пути исчерпаны, следует обратиться к интуиции. Именно она — самый главный этап в определении идеи решения. Но на пустом месте интуиция не сработает. Чтобы она включилась в процесс, человек должен хорошо представлять положение дел в своей области знаний, понимать — что является гипотезой, а что твердо установленным фактом. Иными словами, интуиция — это быстрое решение, требующее длительной подготовки.
На эту тему я мог бы говорить очень долго. Но, думаю, вы сможете лучше понять мою точку зрения, прочитав книгу, когда она будет издана.
Корр. Мы очень надеемся на то, что эта книга скоро выйдет в свет. А вам, Андрей Александрович, желаем здоровья и новых творческих поисков.
А. Лаврентьев
От редакции. Редакция предполагает в ближайших номерах познакомить читателей с отдельными главами из новой книги Андрея Александровича.
Отзывы читателей
